Писала отзыв про остеопатию. Получилось странное. Так и оставлю, потому что не знаю, как еще можно про это рассказать. Есть в этом процессе нечто необыкновенное. Нечто, выходящее за рамки нашего привычного представления о мире. Кто осилит целиком, тот молодец :)) Я возвращаюсь домой, как во сне. Тело воспринимается как набор живых образов, перемещающихся в моем внутреннем пространстве и переписывающих меня изнутри. Всю мою жизнь. Вот детство, драки с сестрой. Желание быть первой и невозможность это осуществить. Вот пласт общения с папой, боль и желание любви и заботы, перекрывающийся с тем, как он кричит на маму. А она кричит в ответ, и потом плачет. Каждая история — набор ощущений в теле. Переживания приходят, я смотрю на них мягко и нежно. Мой взгляд расфокусирован и спокоен, я созерцаю движение образов внутри. Я иду по улице как сквозь сон, сквозь глубокую спокойную воду. Я несу себя домой осторожно, как драгоценную вазу. У меня есть ощущение, что в моей груди еще совсем недавно была бетонная клетка, в которой были заперты мои птицы, сказки и невыплаканные истории. И я пришла с этой клеткой к Александру и сказала: «Знаешь, у меня такое странное тянущее чувство вот тут в груди, как будто что-то узлом завязано.» И показала на солнечное сплетение. Он посмотрел на меня внимательно, потрогал, нарисовал на мне несколько стрелочек (чтобы не забыть, где какую ассиметрию обнаружил), и сказал: «Да, тут правда есть с чем поработать». И вот я лежу на кушетке, и под осторожными, невесомыми и почти неощутимыми прикосновениями пальцев моя бетонная клетка аккуратно трескается, расходится под ребрами, и я почти слышу шуршание песка, которое предвещает обвал. Мне странно и страшно, ведь я жила с этой клеткой не один десяток лет, и мои птицы были все это время заперты. И в то же время мне радостно. Я хочу освободить своих птиц и впустить в свою жизнь перемены. «У тебя была спазмирована аорта» — говорит мне Александр, и добавляет пригоршню малопонятных терминов, рассказывая о том, как самый главный кровеносный сосуд моего тела оказался зажат и частично перекрыт, лишив таким образом полноценного питания и вентиляции все органы брюшной полости. «Ты настоящий волшебник!» — восторгаюсь я, вставая с кушетки. «Не без того» — и хитро улыбается. «Но вообще-то ты все сделала сама. Я — всего лишь свидетельствую процесс. Ты сделала сама то, к чему была готова». Я делаю вид, что все поняла, и иду одеваться. И вот я иду домой, осторожно неся свою рассыпающуюся на глазах бетонную клетку с птицами. Я знаю, что клетка не рухнет. Она осторожно осыплется в течение ближайших двух недель, и кровоток вымоет оставшийся от нее песок, а птицы моих чувств станут свободны. Они разомнут занемевшие крылья, сладко потянутся, просыпаясь, а потом рассмеются в лицо солнцу и помчатся навстречу моим мечтам. Так и было. Вот вам мое слово, так оно все и было. И скажу вам прямо, мои птицы взмывают над городом прямо сейчас. Вот когда я пишу этот текст. Чего и вам желаю! (с)...
